Эмский Виктор - Без Триннадцати 13, Или Тоска По Тюхину
Виктор Эмский
Без триннадцати 13, или Тоска по Тюхину.
Химериада в двух романах.
роман первый
АДЬЮ-ГУДБАЙ, ДУША МОЯ!..
* Глава первая Тюхин низвергается...
* Глава вторая Кромешная тьма в ее звуковом варианте
* Глава третья Кромешная тьма (визуальный аспект). Я попадаю под
трамвай
* Глава четвертая О том, как меня все-таки "зафиксировали"
* Глава пятая Казенный дом, нечаянная радость
* Глава шестая Ричард Иванович опять исчезает
* Глава седьмая Грабеж среди белой ночи
* Глава восьмая Несусветная моя, невозможная...
* Глава девятая Воздыханья, тени, голоса
* Глава десятая Марксэн почти не виден
* Глава одиннадцатая Задверье
* Глава двенадцатая Навстречу новым злоключениям
* Глава тринадцатая В августе сорок шестого
* Глава четырнадцатая В шесть часов вечера перед войной
* Глава пятнадцатая В некотором роде, конец света. Покаяние
* Глава шестнадцатая Райская жизнь при отягчающих обстоятельствах
* Глава семнадцатая За лимончиками
* Глава восемнадцатая Катастрофа
* Глава девятнадцатая Гудбай, Лимония!..
* Глава двадцатая Дорогой и любимый товарищ С.
* Глава двадцать первая У дымящейся воронки в чистом поле
* Глава двадцать вторая Там, вдали за рекой...
* Глава двадцать третья Продолжение следует...
Глава первая Тюхин низвергается...
В начале было слово, и слово это было: "Пох".
- Пох... О-о!.. Пох ты мой! - схватившись за голову, простонал Тюхин.
И была ночь, и был он гол, как Адам, и зубы у него ляскали.
Стряслось непоправимое: на вторую неделю холостяцкой жизни Тюхин
вдруг опять запил, да так смаху, так по-черному, будто никогда и не за-
вязывал, будто их и не было вовсе - тринадцати лет трезвенности с тихим
семейным счастьем, утренними пробежками по лесопарку, загранкомандиров-
ками...
За окном шел снег. Обреченно покачиваясь, Тюхин сидел на диване. В
комнате было темно, на душе тошно. Саднил подбитый глаз. Вчерашнее никак
не вспоминалось. "Ну вот, вот и провалы в памяти, - думал Тюхин, сглаты-
вая, - следующим номером будут слуховые галлюцинации, видения, быстрая
деградация личности, удельнинская психушка, все тот же лечащий врач со
страшной, как разряд электрошокера, фамилией - Шпирт... "Тюхин, даю вам
установку: отныне и до гробовой доски - водка для вас яд! Па-акость! Ко-
шачья моча! Слюна туберкулезной соседки!.." И тошнотный спазм. И холод-
ная испарина. И слабый от гипнотического транса собственный голос: "А
это... а портвейн?.."
О-о!..
Смердело невытряхнутой пепельницей, бабскими духами. Куда-то сгинул
стоявший в изголовье торшер. Мучительно кривясь, Тюхин дотянулся до
тускло поблескивавшей на журнальном столике зажигалочки и чиркнул коле-
сиком.
Бутылка из-под шампанского была пуста. Один фужер валялся на ковре,
во втором, недопитом, плавал разбухший, с помадой на фильтре, окурок.
Вспышечно, Тюхин припомнил ее, вчерашнюю, крашенную пергидролем ларечную
прошмондовку - чин-чин, чувачок! - промельком Тюхин увидел ее и зажму-
рился, застонал от презрения к себе. Светя зажигалкой, он брезгливо выу-
дил двумя пальцами распухший трупик "мальборо" и, то ли вслух, то ли
мысленно, констатировал: "Дрянь! О какая ничтожная грязная дрянь!.. Бо-
же, а руки-то, руки-то как дрожат!.. И что? И ты это выпьешь?!"
И тяжело вздохнул, и коротко выхыкнув, давясь, высмоктал...
Так на чем это мы, бля, остановились?.. Ну да, ну да - она ведь, кол-
басница рыночная, так и сказала: "А в глаз не хочешь?.." Спокойствие,
Витюша! Главное в нашем аховом положении - это военная выдержка и граж-
дан
